«А то войдет
какая-нибудь в вагон метр и изнурительно блажит: «Извините, что мы к вам
обращаемся..ночуем на вокзале восемь человек». Это плохо и малоперспективно.
Надо как-то побогаче интонировать, что ли. Нельзя принижать роль интонации. Это
недальновидно. Нельзя так ужасно ныть на одной ноте. Это раздражает. И вообще
надо вносить в свою работу элементы индивидуальности. Живинка нужна.
Человечинка. А то какой-то получается типовой проект. Блочная пятиэтажка.
Отказать.[40]»
Заимствование
композиционных приемов из фольклора и классической литературы. Часто автор
использует композиционные приемы, употребляющиеся в определенных жанрах
литературы. Например, выдвигание тезиса, а затем подтверждение его примером из
житейской, бытовой действительности больше характерно для жанра притчи. Этому
же жанру свойственно совмещение в конце идеи и конкретной темы, но он
встречается и в сказках. Кольцевая композиция – этот прием используется во
многих литературных шедеврах классиков. Для чего это автору? Возможно, дает о
себе знать писательская натура, но, что более вероятно, автор апеллирует
(невольно) к литературному опыту поколений, обрамляя свое произведение в
ставшую классической форму. Но Лев Рубинштейн не ограничивается только старыми
приемами, он вводит свои, которые поставлены в противовес. Ведь авторская цель
здесь – донести до читателя свои мысли на том языке, который близок ему. Для
этого колумнист начинает свои тексты словно бы с середины разговора, это
имитирует беседу, уже начатую когда-то и продолжающуюся на глазах читателя. Но
этот прием еще и интригует читателя, ему хочется узнать, о чем же скажет автор
дальше.
Выдвигание
тезиса, а затем подтверждение его примером из житейской действительности: «А в
повседневном обиходе все в большую силу стали входить обращения по половому
признаку. Эти «женщины» и «мужчины» оскорбляли нежный слух интеллигентных
горожан уже и тогда. Но взамен никто ничего предложить не мог.
Явочным путем
кто-то как-то все же пытался. Вот, помню давний эпизод. Мы с моим приятелем
заходим в гастроном купить бутылку вина. Время – без десяти семь В семь, если
кто не знает, заканчивалась в телегендарные времена торговля алкоголем. Тетка
за прилавком нам говорит: «Все, закрыт отдел». – «Новедь еще десять минут», -
говорю я довольно нервно, что и объяснимо в данной ситуации. «Не знаю ничего, -
не менее нервно реагирует продавщица, -мне еще деньги сдавать. Давайте,
давайте! Не стойте тут». Мой товарищ говорит: «Подожди. Я сейчас с ней нежно
поговорю». «Видите ли, сударыня…» - вкрадчиво начинает мой друг, но продолжить
не успевает. «Чего-о? – взвивается тетка. – Сударыня? Милицию, что ли вызвать?
Сударыня! Я тебе щас такую сударыню покажу!» Вина мы не купили.[41]»
«Мы наблюдаем
расцвет определенной моды, моды на лояльность. И дело вовсе не только в
развеселой кучке спичрайтеров, политтехнологов да раскрутчиков всех мастей. Это
работа такая. «Быть в оппозиции пошло» - вот что сказал мне недавно один знакомый
газетный писатель в ответ на мое осторожное недоумение по поводу его, на мой
взгляд, уж слишком безудержного рвения в оценках исторических свершений законно
избранного президента. Я не нашелся, что ответить.[42]»
«Когда-то
надо все-таки узнать уже и о далеких предках своих. Пора.
У нас теперь
история, в четвертом «Б» классе, первого сентября 1957 года. Александра
Федоровна встала, празднично сверкнул золотой зуб.
«Наши далекие
предки, ребята, были славяне. Гизатулин, спишь. Не выспался за каникулы?
Манукян! Что я сейчас сказала? Повтори.»
Толстуха
Манукян болтает с Йозинасом, ей не до предков-славян.
Снова: «Наши
далекие предки были славяне. Рубинштейн, а тебя не касается? Извертелся весь!
Славяне селились…[43]»
Кольцевая композиция в
тексте: «В конце лета лучше никуда не ездить. Лучше сидеть дома и по
возможности спокойно ждать каких-нибудь очередных августовских пакостей.
Готовиться к ним. Запасаться бакалеей, чувством юмора и седативными
средствами…»
«…Впрочем,
куда это нас занесло? Начали-то мы с того, что в конце лета лучше сидеть дома.
Этим и закончим. И попытаемся научиться жить без потрясений. Попытаемся
научиться тому, что скучно жить не так уж скучно.[44]»
«Просить
надо уметь. Это, между прочим, искусство, а не что-нибудь еще. Хочешь получить
подаяние или грант на проведение конференции по червякам – старайся…»
«Мы подаем
нищему две копейки и говорим при этом: кажется, он вовсе не слепой, он
симулирует. Человек хочет, чтобы за его деньги нищий был действительно слеп и
без рук. Между тем, стоять на улице и просить подаяние, симулирую слепоту,
приятнее, чем быть на самом деле слепым, но ненамного. Это тоже стоит двух
копеек и нашей никчемной жалости[40]».
«От печки,
как известно, танцуют. Как в прямом, так и в переносном смысле. Печка – это
центр и суть русского жилища….»
«Мы же
продолжаем танцевать. Иногда от веселья. Чаще - от холода. И всегда от печки.[39]»
Имитация
незаканчивающегося разговора в начале текста: «Теперь мне кажется, что я
ненавидел его всегда. Ненавидел и боялся…[33]»
«Сам-то я
всегда был худым. Мой вес не менялся с шестнадцати лет. В девятом классе я…[35]»
«Он не хотел
меня обидеть, я уверен. Наоборот. Он, старинный мой знакомый, встретившийся мне
недавно на …[45]»
В конце
текста соединение идеи и конкретной темы: «Хорошо и раздольно чувствует себя
государство на льду. Легко и уверенно скользит оно по гладкой поверхности
замороженной страны. А граждане? А что граждане? Подданные великого государства
неподвижно и терпеливо сидят во льду, как устрицы, готовые к употреблению. А
если они и движутся, то движутся осторожно, стараясь смотреть себе под ноги и
не делать резких движений. А если не уберегся – пеняй на себя. И молись, чтоб
повезло. Ну, хотя бы как мне.[33]»
«Войны и
геноциды затевают вовсе не те, кто придумывают и рассказывают смешной анекдот
про соседа. И тем более не те, кто обладают счастливым умением смеяться над
самим собой. Войны затевают те, кому чудится, что сосед собрался отравить его
корову или положил глаз на его жену. А чукча тут не при чем.[46]»
«Улица
корчится безъязыкая», - написал поэт. Можно сказать и так. Но можно и
по-другому. Улица, даже самая безлюдная и захолустная, всегда зрелищна и этически
содержательна. Вопрос лишь в том, умеем ли мы различать театральную,
музыкальную и поэтическую составляющую повседневной уличной жизни. Умеем ли мы
отдаваться ритмы дворницкой метлы. Умеем ли мы обнаруживать радугу в струях
поливальных машин. Умеем ли разглядеть за анонимной физиономией первого
встречного экзистенциальную драму. Готовы ли воспринять как поэтическое
откровение корявую надпись на ржавом гараже.[48]»
Выводы:
Лев
Рубинштейн является примером писателя в журналистике, соединяя в себе черты и
журналиста, и писателя. Его авторский стиль узнаваем, потому что все его приемы
направлены на одну цель: объяснить что-либо читателю на его языке. Из-за этого
происходит снижение языка, заимствование композиционных приемов из фольклора и
шедевров классиков. Но писательское «я» сильнее, и это проявляется в его юморе,
в его обобщениях и выводах, в его апеллировании к своему личному опыту,
благодаря которому мы можем восстановить картину русской действительности,
начиная с 50-х годов прошлого века и заканчивая вчерашним днем.
журналист
телевизионный колумнистика колонка
3.3 Разбор передачи
«Однако» и авторского «я» ее ведущего Михаила Леонтьева
Однако — ежедневная (будничная)
информационно-аналитическая авторская телепередача с иллюстрациями и
видеосюжетами на наиболее злободневные темы в России и за рубежом.
Транслируется на «Первом канале». Изначально выходила после программы «Время»,
теперь выходит внутри её и практически превратилась в её часть. Ведущий
передачи — Михаил Леонтьев — всегда начинает и заканчивает выступление повторяя
единственную фразу — «Однако, (здравствуйте/до свидания)».
Авторская
программа «Однако» затрагивает в основном геополитические вопросы.
Изначально программа выходила сразу
после программы «Время» периодически по будням. Во время Войны в Южной Осетии
программа начала выходить внутри её. После она перестала сниматься в отдельной
студии. Теперь она идёт в прямом эфире и снимается из студии программы «Время»
(Леонтьев сидит сбоку от ведущего на месте, которое иногда используется как
гостевое (редко в «Воскресном Времени»)).
В 2008 году поменялись и
заставки. Символ программы запятая, которая в старой заставке имела
прямоугольные формы и была голубого цвета, в новой стала округлой и малинового
цвета.
Авторы
·
Михаил Леонтьев—
ведущий, автор материалов передачи.
·
Максим Соколов—
подготовка видеосюжетов.
·
Александр
Привалов— подготовка видеосюжетов.
Название передачи само по
себе является символом и форматом этой телевизионной колонки. «Однако»
- это вводная конструкция, подразумевающая противоположную сторону, возражение,
открытие новых фактов. Но это подразумевают субъективизм и комментирующий
характер передачи. Закольцованная композиция передачи (начинается и
заканчивается этой вводной конструкцией) можно истолковать по-разному: за ней
можно предположить и бесконечное разворачивание новых «однако», и разность
позиций, и, наконец, даже бессмысленность общения, ведь оно не заканчивается,
есть эффект непрекращающегося монолога. Колонка построена по принципу
комментария.
Комментарий — жанр аналитической публицистики,
разновидность выступления в кадре или закадровый комментарий под конкретный
видеоряд, в связи с конкретным событием или проблемой. Транслируется в форме
самостоятельной отдельной передачи или входит в состав сложной сценарной
композиции, посвященной некоторой общественно–значимой проблеме. В настоящее
время широко используется для перебивки новостной информации[15].
Теперь «Однако» стала
частью вечерней передачи «Время», она словно бы говорит то, что не говорится
там: иронически и провокационно Михаил Леонтьев позволяет себе выражать позицию
самыми разными методами (от реплик до видевставок). В своем 5-тиминутном
комментарии он успевают охватить самую популярную, острую тему и дать свою
оценку какому-либо явлению, связанному с ней. При этом позиция его выражается
разговорным, понятным, не лишенным яркости и экспрессии языком. Михаил Леонтьев
активно использует иронию, как способ самовозвышения: он позволяет себе шутить
над всем, тем самым давая себе право не обосновывать свой статус.
Леонтьев – личность
скандальная, изначально настроенная на провокацию. Вот пример общения с ним из
учебника Сергея Муратова:
Не менее захватывающей
оказалась полемика между Алексеем Венедиктовым (радиостанция «Свобода») и
Михаилом Леонтьевым (ОРТ), согласившимся на дискуссию вместо не явившегося на
передачу Доренко. Дискуссия развернулась вокруг новообращенных понятий
«ангажированность», «манипуляция», «компромат»...
«Я не понимаю, что
называется компроматом. Есть факты и есть фальсификация фактов. Журналисты
занимаются фактами», – настаивал Венедиктов. Леонтьев был сторонником
совершенно другой постановки вопроса. Свобода слова – абсолютная самоценность.
Это право на выражение собственных мнений (тот же тезис Доренко), пускай даже
эти мнения болезненно воспринимаются обществом. В конечном счете, это даже
право на порнографию, в том числе политическую. Факты в такое понимание не
вписывались. А единственно верное мнение было всегда своим. («Леонтьев из тех
телеведущих, у которых нет вопросов, а есть ответы», – заметил один из
критиков). И никогда, заявил Леонтьев, своих взглядов он не менял. Тем более в
области экономики.
- Но почему надо
критиковать только своих политических противников? – недоумевал Венедиктов. – А
какие экономические взгляды, скажем, у господина Шойгу... или у господина
Путина? «В первый же день, когда Путин выступил в Думе с некоторыми
экономическими взглядами, – запротестовал Леонтьев, – я его назвал неокантианцем
хреновым».
Мы живем в цивилизованном
обществе, возмутилась присутствующая на встрече Ирина Петровская. На улице, в
подъезде, в общественном транспорте мы можем сказать, что кто-то «хреновый. Но
в общенациональном эфире... тем более, когда речь идет о премьер-министре...
Удивило ее и утверждение
ведущего о том, что свои взгляды тот никогда не менял. Достаточно взять его
передачи двухлетней давности... Что же касается порнографии, то под нее в
цивилизованном мире отводят специальные места. Эти картинки продают в
специально напечатанных конвертиках. Чтобы, не дай бог, дети не имели к ней
доступа.
Такие рассуждения вывели
Леонтьева из себя. «Все, что я читаю у Петровской, это все время погоня за
какими-то пустяками – этикой, чем-то там еще...». Телезрителей не надо считать
недоразвитыми людьми, продолжил он свою мысль. Любой из них, если чего-то не
понимает, в состоянии нажать кнопку на телевизоре. Мы не должны их воспитывать.
Все те же знакомые
аргументы. Дебютанты-ведущие, как правило, полагают, что все, кто их слушают, –
люди того же круга, что и они. И демонстрируют очень зыбкое (а, чаще всего,
никакое) представление о психологии восприятия, не говоря уже о педагогике
массовых коммуникаций (сознают ли сотрудники СМИ эту роль или не сознают)[7].
С недавних пор оформление
передачи изменилось: Леонтьев не сидит теперь открыто на стульчек, он не
противопоставляет себя зрителю, а, наоборот, позиционирует себя как некий
докладчик – сидя за столом в той же студии, где снимается «Время». Разбавляет
официоз все та же форма: темная официальная одежда и никакого галстука. «Кроме
того, тот мой публичный стеб вышел из моды. Сейчас надо быть более строгим.
Графическое оформление и музыкальная отбивка тоже изменились. Думаю, это
правильно. Передача «Однако», хоть и «самодельная», но не должна выпадать из
общего дизайна ОРТ и программы «Время»."- говорит Леонтьев в интервью[48].
Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13
|