одного предмета к другому, без плана, без очереди, по мере того, как они сами

собой выплы­вают из бездны случайностей» («За рубежом», т. XIV, стр. 237).

Именно так, хаотично, без всякого отбора и без всякой взаи­мосвязи подавались

дворянской и буржуазной печатью малозна­чимые. Для общественно-политического

развития страны, но инте­ресные, сенсационные для обывателя факты. Вот героем

многих дней в прессе стал, например, сотник Пешков, который приехал из Сибири

в Петербург верхом на коне, проделав в общей слож­ности путь в 8 тысяч верст.

Газеты детально описывали подвиг героя, его портрет, его привычки и особенно

его коня по кличке Серый, который, как оказалось потом, понравился наследнику

Николаю Александровичу и к умилению журналистов был ему подарен; сотником. А

вот на некоторое время героем дня стал репортер Готберг, более известный

среди газетчиков по имена Яша. В саду «Аркадия» опереточная актриса Волынская

раза два хватила Яшу по голове зонтиком. В связи с разбирательством этого

дела у мирового судьи газета «Минута», например, опубликовала отчет размером

в 9 столбцов на полторы страницы! Здесь была дана подробная характеристика

«обвиняемой», ей карьеры, ее костюма, ее связей, столь же подробная

характери­стика Яши, его гражданского истца, публики, реакции Петербур­га на

процесс и т.д. «Это была, конечно, чепуха, но настолько необыкновенная, такая

задорная и шаловливая, что читатель пялил глаза и облизывался. Газета шла

бойко...».

Газеты упивались скандалом с мукой Пухерта, в которой оказались личинки

куколована, убийством артистки Висновской в Варшаве, писали о народном

восторге по поводу открытия нового канала в Петербурге и присвоения ему имени

Александра III, о юбилее митрополита Ионна Кронштадского и т.д. и т.п. Факты

и фактики которые ничего существенного не выражали и никого не задевали,

существующий порядок под сомнение не ставили.

Столь же мелкими, незначительными были и проблемы, кото­рые поднимались в

буржуазной печати. Скорее это были лжепро­блемы, если сопоставлять их с

настоящими больными вопросами времени. По мнению журналистов того времени,

особенным искус­ством по части постановки таких «проблем» отличалось «Новое

время» Суворина. Так, в 1891 году газета выдвинула на повестку дня вопрос о

вредности для здоровья маргарина, изготовлявше­гося на заводе Андерсона на

Обводном канале в Петербурге. Почти два месяца газета вела кампанию по

маргариновому делу, подключив к ней не только другие газеты, но и научную

общест­венность. Газеты возликовали по поводу своей победы, когда узнали,

что предержащие власти постановили перенести завод в провинцию, а в столице

разрешили продавать маргарин не иначе как из специальных бочек с красными

предостерегающими вы­весками: «Маргарин». И вдруг шум затих самым неожиданным

образом, как и возник. Поговаривали, что придворный лейб-медик Здекауер имел

солидные капиталовложения в это предприятие, ему не стоило большого труда

прекратить газетную шумиху, гро­зившую разорением. Так бесславно завершилась

постановка в печати маргаринового вопроса.

Такова была результативность и при постановке пусть не са­мых главных, но

более существенных проблем. Так, в 1890 году Д. И. Менделеев, движимый

патриотическими чувствами, выдви­нул вопрос о необходимости протекционистской

политики по отно­шению к отечественной промышленности. Д.И. Менделеев

утвер­ждал, что при такой политике Россия сможет производить «все, кроме

перца». В печати появились возражения, что никакие про­текционные тарифы не

помогут, так как в России слишком низок уровень производственной и

технической культуры. Вопрос задел существующую систему образования. В

дискуссию ввязался князь Мещерский, который в своем «Гражданине» авторитетно

заявил, что России культура не нужна, а необходимо «обучение во всех видах

техники». Осторожно возразил Мещерскому Суворин, ко­торый не без основания

усмотрел слабость отечественной про­мышленности в классической системе

образования. Дискуссию завершили «Московские ведомости», разразившиеся

дифирамбом по адресу классического образования, внедренного Д.И. Тол­стым.

Никаких практических результатов постановка вопроса о протекционизме не

принесла.

Проникновение иностранного капитала в Россию уже в 80-е годы стало

представлять определенную опасность для суверени­тета страны. Борьба с этим

поощряемым правительством явлени­ем вырастала в серьезную не только

экономическую, но и обще­ственно-политическую проблему. Однако и эту

проблему, как и многие другие, буржуазная печать разменяла на мелочи. В 1884

году в печати оживленно обсуждался вопрос о создании Русско-американской

кампании элеваторов. В том же году не менее горячо дебатировался вопрос о

появлении на русском рынке джу­товых мешков, представлявших, как отмечали

газеты, угрозу рус­скому пеньковому мешку. Но ни разу вопрос не был поставлен

в целом о проникновении немецких, французских и английских капиталов в

русскую промышленность в нефтяную, машино­строительную, угольную, об

установлении контроля иностранных банков за русскими банками. Напротив,

проблема утраты Россией экономической самостоятельности тонула в

конъюнктурных противопоставлениях немецкого капитала французскому,

француз­ского английскому и т.д. «Прислушайтесь к беспутному гомону,

перекатывающемуся из края в край и окончательно находящему убежище в

торжествующей части нашей так называемой прессы, и вы убедитесь, что самый

баснословный петух не отличит, что в этой неистовой колеснице жемчужное зерно

и что навоз. И не отличит по очень простой причине: ничего кроме навоза, тут

нет. Одно вполне явно в этой сутолоке: на каждом шагу про­дается отечество.

Продается и при содействии элеваторов, и при содействии транзитов, и даже при

содействии джутовых мешков»(«Пестрые письма», т. XVI, стр. 374).

Точно так же серьезную проблему предотвращения надви­гающегося финансового

кризиса некоторые газеты пытались подменить постановкой вопроса о денежных

знаках. «На четвертой странице серьезная экономическая статья: «Наши денежные

знаки», в которой развивается мысль, что ночью с извозчиком следует

рассчитываться непременно около фонаря, так как в про­тивном случае легко

отдать двугривенный вместо пятиалтынного, «что с нами однажды и случилось».

Статья подписана «Не верьте».

Всероссийское купечество почитает богиню Монополию не менее, чем богиню

Субсидию». Антисемитская позиция многих буржуазно-демократических органов

также объяснялась, по сло­вам Плеханова, особой враждебностью к евреям в

области мелкого предпринимательства, ибо именно здесь еврейская конкуренция

считалась наиболее сильной. Плеханов в отличие от всех публи­цистов, писавших

тогда по «еврейскому вопросу», обратил внима­ние и на его политический аспект.

«Если одна половина антисемит­ских выходок обязана своим происхождением

корыстолюбию и глупости, то другая, наверное, подсказывается полицейским

участ­ком», эта мысль соответственно уточнялась в тексте плеха­новского

обозрения. «Еврейская молодежь принимала широкое участие в революционном

движении. Этого никогда не простит ца­ризм евреям», писал публицист.

Позиция марксиста, социал-демократа позволила Плеханову по-новому говорить об

условиях радикального решения «еврей­ского вопроса». «Пока существует

современное русское прави­тельство, дело евреев будет оставаться

проигранным», реши­тельно заявлял Плеханов. На этот вывод редакция «Социал-

де­мократа» наталкивала своих читателей при обсуждении и других аспектов

национального вопроса в России.

В 80-е годы происходило немало стихийных волнений среди крестьянского

населения национальных районов и окраин Рос­сии, находившихся под двойным

гнетом местных феодалов и цар­ских сановников. В 1888 году, например,

произошло выступление крестьян Узинской волости в Удмуртии, в 1888-1889 годах

вол­нения охватили крестьян-марийцев, в 1892 году имел место так называемый

«холерный бунт» в Ташкенте. Однако в основном все эти события были предметом

лишь секретной пере­писки департамента полиции. В печать сведения об этих

событиях или не проникали совсем или совещались очень скупо, в иска­женном

виде.

Буржуазно-либеральная и буржуазно-демократическая пе­чать иногда пыталась

заговаривать о наиболее крупных злоупот­реблениях властью со стороны царских

опричников, но как правило, эти обличения никаких по­следствий не имели. В

1878 году за жестокое, кровавое усмире­ние волнений татарского населения

казанский губернатор Скарятин был предан суду. Буржуазно-либеральная и

буржуазно-демо­кратическая пресса после этого неоднократно возвращалась к

во­просу о преступлениях царских сановников в этой губернии, об обманной

скупке за бесценок наиболее плодородных земель и уго­дий, о взяточничестве и

вымогательстве, о жестоком обращении с местным населением. Но проходили годы,

а Скарятина к ответ­ственности не привлекали. В 1883 году газета «Московские

ведо­мости» не без удовольствия сообщила, дело Скарятина предпола­гается

дальнейшим производством прекратить «Прогноз», оказал­ся точным суд над

Скарятиным так и не состоялся.

Как ни старалась царская цензура создать в печати види­мость благополучия

всех племен и народов, населявших россий­скую империю, национальный вопрос с

каждым годом все громче и громче заявлял о себе. В самом конце

рассматриваемого перио­да он «прорвался» на страницы не только русской, но и

мировой печати в связи с чудовищным по своему цинизму мултанским процессом.

Попытка осудить одиннадцать удмуртов за совершенное будто бы ими

жертвоприношение языческому богу Курбону олицетворяла собой колониальную

сущность политики царизма в отношении малых народностей, населявших Россию,

стремление царских властей изобразить эти народности как темную, полуди­кую

или совсем дикую массу, достойную своего подневольного по­ложения.

Мужественный поступок писателя-демократа В. Г. Ко­роленко, написавшего в

октябре-ноябре 1895 года серию прав­дивых статей-отчетов о мулталском

процессе, помог спасти непо­винных удмуртских крестьян и нанести удар по

реакционной на­циональной политике царизма.

Национальный вопрос явился одним из главных вопросов назревающей русской

буржуазно-демократической революции. В 80-е годы было уже немало свидетельств

его остроты, неотлож­ности его решения. Но во всем своем объеме он так и не

был по­ставлен на страницах журналов и газет ни одного из направле­ний, за

исключением социал-демократического. Только на стра­ницах органа группы

«Освобождение труда» была намечена его марксистская постановка.

Проблема интеллигенции

Каждый период торжества реакции в истории царской Рос­сии был сопряжен с

«проблемой интеллигенции». Идеологи реак­ции не могли и не старались

материалистически объяснить пред­шествующие реакционным периодам

революционные кризисы. Причины смуты они искали по стародедовскому принципу,

то есть видели их прежде всего в деятельности «смутьянов». Таковыми почти

всегда оказывались представители революционной интел­лигенции. Правительству

было невдомек, что вся вина этик лю­дей состояла лишь в том, что они лучше,

чем другие представи­теля общества, сознавали я понимали насущные проблемы и

потребности экономического и политического развития страны. Правительство не

понимало, что поиски «персональных» винов­ников революционных кризисов могли

привести лишь к одному адресату к самому правительству, своими действиями

пытавше­муся затормозить поступательный ход истории и постоянно

на­капливающему тем самым взрывчатый материал в обществе. «...И это печальная

ошибка, писал А. М. Горький, ибо она сни­мает вину с главного преступника,

возлагая ее целиком на вто­рых и третьих лиц».

Стремление идеологов реакции объяснять революционные по­трясения всегда

только происками интеллигенции нашло наибо­лее обобщенное и концентрированное

выражение в сборнике «Ве­хи», изданном в период столыпинской реакции. Авторы

назвали его «сборником статей о русской интеллигенции» для того, чтобы

заклеймить в этом сборнике лучших представителей русского освободительного

движения как «интеллигентов», оторванных от народа, а само движение

изобразить как «интеллигентщину», В. И. Ленин решительно отверг все попытки

реакционных идео­логов представить русских революционных демократов

Белинско­го, Чернышевского, Добролюбова как выразителей «интеллигент­ского

настроения». «Или, может быть, по мнению наших умных и образованных авторов,

настроение Белинского в письме к Го­голю не зависело от настроения крепостных

крестьян? История нашей публицистики не зависела от возмущения народных масс

остатками крепостнического гнета?», - писал В. И. Ленин, под­черкивая еще

раз, что подобные «интеллигенты» всегда являются, лишь наиболее выдающимися

выразителями потребностей обще­ственного развития.

В статье «О Вехах» В. И. Ленин отметил еще одну типи­ческую черту реакционной

идеологии в ее подходе к «проблеме интеллигенции». Под словом интеллигент

идеологи реакции под­разумевали прежде всего вдохновителей и выразителей

«всей русской демократии и всего русского освободительного движения». В этот

разряд попадали представители главным образом революционной интеллигенции. Но

писали они, как правило, об интеллигенции в целом, политически не

дифференцируя ее, ста­раясь изобразить ее как единую враждебную интересам

государ­ства общественную силу.

Идеологи реакции 80-х годов в своих высказываниях по «про­блеме

интеллигенции» ничем не отличались от идеологов других реакционных эпох.

После 1 марта 1881 года реакционные публи­цисты обрушились на интеллигенцию,

считая, что она является главным виновником постигшей Россию «катастрофы».

Нападки на интеллигенцию в реакционной печати особенно усилились после того,

как правительство стало демагогически подчеркивать «народный» характер своей

внутренней политики. Отношение ре­акционных кругов к интеллигенции в полосе

наступившего без­временья очень хорошо передает диалог между дядейстатским

советником и племянником сотрудником либеральной газеты, за­фиксированный

С.Н. Кривенко в одном из обзоров «По поводу внутренних вопросов»:

«- Интеллигенция страны! Ха-ха-ха! Вот эту интеллиген­цию-то выметут метлой,

никто даже, не заметит. И выметут, не­пременно выметут.

- Кто же выметет? Если вы, то очень плохо сделаете.

- Народ выметет, вот кто!

- Но он и вас выметет.

- Нас не за что, мы - не интеллигенция».

В тоне злобных и бесшабашных заявлений «дяди» статско­го советника были

выдержаны в этот период все выступления «Московских ведомостей», «Русского

вестника», «Гражданина», «Нового времени» по «проблеме интеллигенции». В

дискуссию по названной «проблеме» были втянуты органы печати почти всех

направлений. Буржуазно-либеральные издания «Вестник Евро­пы», «Русская

мысль», «Русские ведомости», буржуазно-демокра­тические «Русское богатство»,

«Неделя», революционно-демо­кратический журнал «Отечественные записки» все в

той или иной степени противостояли официальной точке зрения на интел­лигенцию

и ее роль в жизни общества. Причем все эти органы печати, как и реакционная

пресса, писали об интеллигенции в це­лом, не дифференцируя ее по политическим

оттенкам и направле­ниям.

Между тем даже в 70-е годы, когда термин «интеллигенция» впервые появился в

периодической литературе, введенный писателем П. Б. Боборыкиным для

обозначения категории людей умст­венного труда, интеллигенция в России уже не

представляла со­бой единого целого по своим политическим воззрениям. В 80-е

годы в связи с процессом дальнейшего классового расслоения интеллигенция еще

более представляла собой разнородную в политическом отношении массу.

Если бы правительство и верная ему печать внимательнее присмотрелись к

социальной структуре государства, они, быть может, не стали бы проклинать

интеллигенцию вообще. Ибо в России в то время еще немалая часть интеллигенции

стояла на позициях либо дворянско-монархических, либо буржуазно-

монар­хических, верой и правдой служила самодержавному строю. Сре­ди

государственных чиновников, юристов (за исключением в зна­чительной мере

адвокатов), преподавателей гимназий и особенно служителей культа было немало

людей с монархическими убеждениями.

Список литературы

1. Б.И. Есин «Русская журналистика 70-80 годов XIX века» 1963г.

2. Б.П. Булаев «Политическая реакция 80-х годов XIX века и русская

журналистика» 1971г.

Страницы: 1, 2, 3, 4, 5, 6